«Женатая-неженатая» пара

Фрагмент из книги Карла Роджерса. Брак и его альтернативы. Позитивная психология семейных отношений.

Я знаю юношу и девушку, которые познакомились, когда ей было восемнадцать лет, а ему — девятнадцать. Мне было известно, что на протяжении нескольких лет они жили вместе. Я крайне удивился, услышав, что они поженились и свадьба у них была вполне традиционной — белое платье у невесты, смокинг у жениха и всё в таком роде. Я подумал, что, если бы они согласились откровенно рассказать о различных стадиях своих взаимоотношений, это могло бы оказаться интересным для многих молодых людей. Они вполне открыто обсуждали со мной свои прошлые и нынешние взаимоотношения спустя примерно шесть месяцев после свадьбы, и я хотел бы привести некоторые выдержки из этой магнитофонной записи. Я назову эту пару Дик и Гейл.

РАННЯЯ СТАДИЯ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ

Молодые люди рассказали мне о том, как они познакомились, а затем мы столкнулись с любопытным примером искаженных воспоминаний.

Дик: Помнится, я просто думал, что Гейл мне очень нравится. Ради Гейл я старался немного больше, чем ради других девушек. По-моему, это было единственное ошеломляющее впечатление, которое я теперь могу вспомнить. Никаких сексуальных отношений у нас не было, причем довольно долго. Я считаю это важным. Я думаю, что это продолжалось, может быть…

Гейл: Неделю…

Дик: Неделю? Нет, Гейл, это длилось дольше недели…

Гейл: Неделю и два дня после того, как мы встретились.

Дик: Правда?

Гейл: Да. И я не думаю, что это длилось так уж долго. Разве ты не помнишь первый раз? Это было…

Дик: Это было прекрасно! Это случилось на пляже, но, мне кажется, к тому времени прошло больше недели.

Период ухаживания у них был достаточно бурным, и Гейл описывает его следующим образом:

Гейл: Знаете, я первая заметила Дика, но он не сразу мне понравился. Я оценила его внешний вид, но сам он показался мне довольно противным. Он и в помещении не снимал своих темных очков. Позже выяснилось, что свои настоящие очки он разбил и без них плохо видел, но при этом производил впечатление такого воображалы… Это было невыносимо. Его сосед по комнате сказал мне, что на самом деле Дик не такой уж противный, и мы начали встречаться. И когда я поняла, что он вовсе не такой уж вздорный юнец, каким сперва показался, он мне сразу понравился. С самого начала у меня все было довольно серьезно. В какой-то момент я поняла, что он меня обольщает и скоро дело дойдет до того, что я просто влюблюсь в него. Помню, я подумала и сказала себе: «Ладно, а почему бы и нет? Что в этом плохого?» И дальше, на мой взгляд, было очень много трудностей, потому что, понимаете, я-то хотела, чтобы все было постоянно и серьезно, а у Дика это было по-другому — он с легкостью мог отстраниться от меня. Все это ранило мои чувства.

Я: Трудности действительно начались до того, как вы стали жить вместе, когда в ваших отношениях еще были колебания?

Дик: Точно, колебания. В какой-то момент я подсел на наркотики. Я тогда уехал из колледжа в Сан-Франциско на рождественские каникулы, и у меня там была просто ужасная жизнь. Я понял, что больше так жить не хочу. И за то время, что я пробыл в Сан-Франциско, — не больше двух месяцев, но мне они показались столетиями — разлука с Гейл как-то усилила мои чувства к ней. Мне было легче разобраться в своих чувствах, когда ее не было рядом.

Комментарий

Почему мы избирательно искажаем некоторые свои воспоминания? В связи с той или иной потребностью. Дику, например, хочется считать, что он устанавливал эти взаимоотношения достаточно медленно и серьезно. В свое время ему, вероятно, казалось, что они с Гейл очень долго не переходят к сексуальной близости, потому что его потребности в ней были сильнее, чем у Гейл, хотя позже мы увидим обратную ситуацию.

Хорошо проиллюстрирована обманчивость первого впечатления. Основываясь на скудных внешних признаках, Гейл посчитала Дика невыносимым. Позднее она изменила свое мнение.

Вероятно, почти в любых взаимоотношениях существует своего рода дисбаланс, сходный с тем, что был у Дика и Гейл. Гейл вскоре поняла, что она-то готова к глубокому погружению в эти взаимоотношения, а Дик — нет. Он вступил в них, а потом отстранился, вернулся к ним и снова отдалился (позднее в беседе всплыла одна из причин такого его поведения).

Мы увидели некоторые факторы, влияющие на принятие решений о характере взаимоотношений. Когда Дик был вдали от Гейл, он по-другому посмотрел на нее, и его отношение стало более позитивным. «Разлука питает сердечную нежность!» Не исключено также, что его весьма неприятный опыт употребления наркотиков вызвал в нем тягу к нормальным человеческим отношениям вместо поиска сомнительного удовольствия, получаемого от психоактивных препаратов.

СОВМЕСТНАЯ ЖИЗНЬ

Дик и Гейл рассказывают о том, как переехали жить в Бостон и поселились в одной квартире.

Я: Вызвала ли совместная жизнь какие-либо перемены и если да, то к лучшему или к худшему?

Гейл: Нам не так легко было от всего отказаться. Дик уже не мог уйти из дому и исчезнуть на месяц. Ведь он делал так, когда мы просто встречались. Но если бы он так поступил, когда мы стали жить вместе, ему пришлось бы искать кого-то другого, кто бы с ним возился. И это заставило меня начать обсуждать с ним наши отношения, причем это продолжается у нас до сих пор. Совместная жизнь «приперла нас к стенке», и главным изменением, по-моему, было превращение теории в практику. Понимаете, когда вы встречаетесь, вы можете сказать: «Я буду вести себя так-то» или «Когда мы будем жить вместе, будет то-то», но когда вы живете вместе, это уже есть, и вы больше не можете теоретизировать.

Дик: В наших взаимоотношениях мы никогда не упоминали слово «любовь». И так было как минимум три года. Мы никогда не обещали любить друг друга, вплоть до середины четвертого года, хотя я сам не знаю почему. Мы только спрашивали — нравимся ли мы один другому, и это было очень важно для нас, так же как и то, что мы избегали слова «любовь». Все, что я помню о том моменте, когда мы впервые заговорили о любви, — это состояние какого-то шока.

Гейл: Я помню, как это было. Дик тогда решил от меня уйти и пытался как-то сказать мне об этом. Знаете, всякие слова о том, что существует проблема, что все приелось, ну и так далее. Я готова была сделать все, чтобы остановить его, но тут он просто махнул рукой и сказал: «Знай, что я люблю тебя и действительно думаю о тебе», — а потом взял и ушел. Этого я вообще не могла понять. Говорит мне, что любит, а сам уходит и бросает меня! Я подумала: «Это уже бред какой-то». С большей глупостью я еще не встречалась. Я решила, что он заговорил о любви просто потому, что чувствовал себя виноватым. Но если он так сходил с ума из-за меня, он не должен был уходить к другой! Кстати, он никогда не говорил мне, что у него есть другая девушка, но это все равно меня тревожило, поскольку я подозревала, что причина именно в этом. И мне пришлось пройти через страшные муки, когда кто-то вдруг сказал, что Дика видели с той блондинкой. Я подумала: «Если это правда, то он, наверное, сейчас у нее». Я пошла туда, и они действительно оказались там. У Дика был совершенно убитый вид. А я, назло им, не хотела уходить. Я просто уселась и начала болтать о том-о сем. И все-таки я не могла этого понять.

Дик: Ты не могла понять, почему я признался тебе в любви, а сам…

Гейл: Да. Но какое-то чутье мне подсказывало, что мы должны вернуться вместе.

Дик: Та девушка мне вскоре разонравилась, хотя в ней, на первый взгляд, было все, что нужно. Я могу даже перечислить, что мне нужно, и все это у нее было, но этого оказалось недостаточно. Самое главное, что, в отличие от Гейл, у нее словно бы не было собственной жизни. Она как будто прилеплялась к тому, с кем находилась в данный момент. Когда мы разговаривали с кем-нибудь, она всегда высказывала мое мнение. Гейл же никогда так не делала — у нее на все было свое мнение и она придерживалась его. Я обнаружил, что это очень облегчало мне жизнь, — ведь мне не приходилось думать за нас двоих. На самом деле гораздо проще жить не с зеркальным отражением самого себя, а с самостоятельной личностью. В тот момент я осознал, что Гейл для меня — именно такая самостоятельная личность и мне небезразлично, что с ней будет.

Позже Дик затронул еще один вопрос.

Дик: Есть еще одна проблема, и причина ее, наверное, кроется во мне. Я, как бы это сказать… В общем, я по-прежнему сравниваю то, что должно быть и что есть на самом деле. Иногда я натыкаюсь в поведении Гейл на такие препятствия для себя, что это кажется мне просто невыносимым. Это должно быть совсем по-другому, думаю я и при этом ужасно сержусь. Получается, что, хотя я люблю ее за то, что она самостоятельная личность, есть вещи, которые я считаю непреложными.

Гейл: Я не могу так злиться, как Дик. Я просто боюсь. Например, что он ударит меня, или убьет, или еще что-нибудь, а он приходит в настоящую ярость, и я боюсь разозлить его еще больше.

Комментарий

Некоторые читатели могут подумать, что Дик и Гейл, судя по их высказываниям, представляют собой весьма инфантильную пару. Возможно, эта оценка объективно верна, но она вряд ли поможет нам понять ситуацию, в которой они оказались. Всем нам свойственно постепенно переходить от инфантильного поведения к более взрослому, просто у одних это получается быстрее, а у других — медленнее. Позвольте мне перечислить некоторые аспекты того, о чем Дик и Гейл рассказали в этом разделе, и что можно считать их медленными и трудными шагами к большей зрелости во взаимоотношениях.

Дик и Гейл вынуждены были увидеть друг в друге самостоятельные личности и начать разбираться со своими проблемами, а не бежать от них.

Им пришлось столкнуться со всеми трудностями, вызванными отличием их представлений от реальной жизни.

Они, по крайней мере отчасти, осознали свой страх перед реальными обязательствами, которые подразумевались бы под такими словами, как «Я люблю тебя». Говорить, что они друг другу нравятся, а иногда — что не нравятся, было гораздо безопаснее.

Подлинное смятение Дика по поводу принятия на себя обязательств ярко проявилось тогда, когда он, сказав: «Я люблю тебя», — тут же ушел к другой девушке.

Здесь можно пронаблюдать то, как Дик начинает постигать суть межличностных взаимоотношений не рассудочным, а иным способом. Он понимает, что, хотя его новая пассия лучше соответствует его рассудочному перечню требований, она далеко не так подходит ему, как Гейл. Он уважает в Гейл самостоятельность мыслей и поступков.

Есть ли это подлинное уважение к Гейл? Нет сомнений, что отчасти это глубинный (и естественный) страх Дика перед принятием на себя ответственности за другого человека и недовольство, связанное с зависимостью другого человека от него.

У Дика есть проблемы с понятием «должна». Гейл должна быть такой-то, а когда она явно оказывается не такой, Дик считает это невыносимым и приходит в ярость. Его взрывы гнева так безудержны, что приводят Гейл в настоящий ужас. Однако это различие между представлениями о том, какой Гейл должна быть, и недовольством из-за того, какая она есть, вызывает у Дика внутренний конфликт. Он осознает, что все дело в автономности ее существования, и именно тот факт, что Гейл не такая, какой должна, по его мнению, быть, делает ее желанной для него. Мне все это представляется составной частью взросления, и неважно — раньше оно началось или позже.

ИЗМЕНЕНИЯ, ПРИВНЕСЕННЫЕ БРАКОМ

Гейл: После нашего вступления в брак произошли изменения, еще более драматические, чем те, которые мы пережили, начав жить вместе. По крайней мере, для меня.

Я: Каким образом? Почему?

Гейл: Я не знаю, почему мне это пришло в голову, но, выйдя замуж, я вдруг почувствовала себя так, словно моя жизнь окончена. У меня создалось впечатление, что я спокойно могу лечь и умереть. Мне некуда пойти, нечем заняться. Я перестала быть личностью, независимым существом и делать то, что мне хочется… Хотя я, как ни думаю об этом, не могу сказать, почему получилась такая разница между тем временем, когда мы поженились, и тем, когда мы просто жили вместе.

Я: Ты в гораздо меньшей степени чувствовала себя личностью после того, как вышла замуж?

Гейл: Да. У меня была настоящая депрессия, и сейчас я стараюсь за косичку вытянуть себя из этого болота…

Дик: Я тоже не знаю причины своих ощущений. Они просто появились, и всё. Я, конечно, думал, что брак мне будет не в радость, что я окажусь связан и уже не смогу просто взять и уйти. Что мои переживания будут примерно такими, как описывает Гейл. Но этого не случилось. Напротив, я почувствовал себя так, словно все только начинается. Это оказалось для меня настоящей неожиданностью, и, знаете, я даже не могу описать свое состояние. Я просто думаю, что та немалая часть моего внимания, которая была направлена на других женщин, теперь отключилась. Мне больше не надо разглядывать витрины. Свой выбор я сделал. Думаю, брачные узы заметно снизили мою напряженность, и я почувствовал себя гораздо свободнее в повседневной жизни.

Я (обращаясь к Гейл): Какие ожидания у тебя были до того, как вы поженились?

Гейл: Я уговаривала себя, что это будет очень романтично и замечательно. Но при этом мне не очень-то хотелось связывать себя с кем бы то ни было, и тогда я убеждала себя: «Подумай, нет же никакой разницы между тем, что вы просто живете вместе, и замужеством, — единственное, что изменится, это твоя фамилия, и в глазах общества все станет законно». Однако все это подразумевало определенные обязательства и требовало большего постоянства.

Я: Что заставило тебя выйти замуж?

Гейл: Ну, я как бы все время потихоньку подталкивала Дика к тому, чтобы нам пожениться. Я говорила, мол, ты никогда на мне не женишься. Я совсем не хочу заводить детей и все такое, хотя сейчас я говорю об этом не очень серьезно. А однажды вечером мы были в гостях у наших приятелей, и я повела себя отвратительно. У меня было препоганое настроение. Дик, в конце концов, стал злиться и расходился все больше и больше. Мы ссорились всю дорогу домой, а это долгий путь, и, уже ложась в постель, продолжали скандалить. Тогда Дик сказал: «Можешь забирать свои вещи и убираться отсюда». А я ответила: «Нет, не пойду. Я здесь живу и уходить никуда не собираюсь». Он помолчал, а потом спросил: «Тогда ты, наверное, хочешь пожениться?» И я сказала: «Хорошо». Практически он поставил меня перед выбором: или мы поженимся, или убирайся отсюда. А я не хотела уходить, поэтому и согласилась. В тот момент я чувствовала себя очень счастливой. Было просто замечательно, что мы на это решились.

Дик: Это словно разрядило атмосферу. Очевидно, что благодаря этому разрешился какой-то кризис. Брак стал решением проблем, которые и вызвали тот инцидент. Безусловно, предложение пожениться ставило нас перед выбором — разорвать отношения или упрочить их. Еще, по-моему, важную роль сыграло то, что наш брак делал счастливыми всех остальных. Я сразу понял, что это станет облегчением и для моих, и для ее родителей, понимаете… Ведь законный брак — это своего рода публичное принятие на себя обязательств, и я всегда считал, что суть именно в этом. Может быть, при идеальных обстоятельствах так оно и есть. Но в определенных аспектах у нас получилось совсем наоборот.

Я (обращаясь к Гейл): Ты можешь еще что-нибудь сказать по поводу вашей жизни после брака?

Гейл: Я обнаружила, что у меня тоже было множество нелепых представлений о браке. Одно из них — не знаю, откуда я этого набралась… Так вот, я думала, что после свадьбы любовь больше не нужна и мне уже не нужно будет заботиться о Дике. Я решила, что смогу на все махнуть рукой и в свое удовольствие заниматься собственными делами. Но вышло совсем иначе. Я не могу все время заниматься своими делами, игнорируя Дика, я все равно забочусь о нем, и это оказалось для меня неожиданностью. Когда ждешь, что не будешь беспокоиться о чем-то, а потом все равно беспокоишься, — это очень трудно.

Комментарий

На мой взгляд, этот раздел иллюстрирует случай, когда человек интроективно (Интроекция — в психоанализе неосознанный психический процесс, при котором человек вносит в свою психику какие-либо характеристики другого человека или объекта. — Прим. перев.) заимствует ценности или социальные роли у окружающих, не проверяя их собственным опытом, и это оказывает огромное влияние на его жизнь и его поведение. Очевидно, Гейл, сама того не сознавая, интроективно усвоила представления о том, что жена — никто, зависимая личность, которая не может делать то, что хочет, и не имеет будущего. Совершенно естественно, что у Гейл, оказавшейся в ловушке собственной интроективной роли — ведь Дик, безусловно, ей этой роли не навязывал, — возникло ощущение, будто ее жизнь закончилась. В заключительной части нашей беседы выявилось еще несколько интроективных представлений, довольно необычных по характеру. Интересно было бы побольше узнать о детстве и воспитании Гейл, чтобы понять, каким образом она пришла к мысли о том, что после вступления в брак любовь больше не нужна, и откуда взялось убеждение, что в браке жене не приходится «беспокоиться» о своем муже. Теперь Гейл придает несколько больше значения собственному опыту, нежели этим интроективным представлениям. Она обнаружила, что все-таки «беспокоится» о Дике и вовсе не освободилась от заботы о нем, а также поняла, что сохранение взаимоотношений требует усилий.

Выслушав эти признания, я испытал чувство глубокого возмущения по отношению к нашей образовательной системе. Даже с учетом всей несуразности процесса преподавания и обучения в наших школах, самая элементарная грамотность в вопросах межличностных отношений спасла бы Гейл от целого ряда испытанных ею трудностей. Она знала бы, что жизнь женщины, даже в браке, в значительной степени есть то, что делает из нее сама женщина. Она знала бы, что любовь — это составная часть брака. Она уяснила бы, что человек, вступив в брак, не обретает вечного блаженства; его ожидают внутренняя борьба и труд, в результате которых он строит нормальные взаимоотношения. Кажется невероятным, что Гейл до двадцати одного года так и не узнала этого.

У Дика интроективный образ брака оказался иным. Он боялся, что брачные узы свяжут его и сделают несчастным. Но он тоже на собственном опыте убедился, что это не так. Для него стало облегчением отсутствие необходимости «разглядывать витрины» потенциальных невест, и он ощутил даже большую свободу.

В нашей беседе выявились также две причины вступления в брак, из-за которых прогноз его стал весьма сомнительным. Первый мотив — вступление в брак ради спокойствия родителей. Стремление доставить удовольствие родителям не должно становиться решающим фактором, когда двое спрашивают себя, готовы ли они связать свои жизни воедино. Вторая причина может оказаться совершенно ложной — речь идет о вступлении в брак для преодоления кризиса во взаимоотношениях. Дик и Гейл явно говорили друг другу: «Либо мы поженимся, либо разбежимся». Такое решение кажется мне сомнительным, поскольку ему не предшествовал прямой взгляд ни на реальные проблемы брака, ни на трудности, связанные с продолжением их взаимоотношений. Вместо этого была, в сущности, апелляция к магии — ожидание того, что вступление в брак сотворит чудо и разрешит все проблемы. Уровень межличностного общения при обсуждении этих проблем был у них крайне невысок.

Гейл: Когда Дик говорит мне, что я должна измениться, быть такой-то и такой-то, я в это верю. То есть я верю, что он хочет видеть меня совсем другой, и мне нужно разорваться — либо неудовлетворенный муж, либо неудовлетворенное «Я». Понимаете, я тоже хочу, чтобы он изменился, но у меня другая манера. Я не закупориваю все это в себе, чтобы потом взорваться. Если Дик делает что-то, что мне не нравится, обычно я сразу ему об этом и говорю. Я говорю тебе один раз, Дик, а потом надуваюсь.

Я: Как она дает тебе знать, что ее злит или огорчает то, что ты делаешь?

Дик: Ну, насколько я помню, она всегда надутая. В сущности, я не могу вспомнить, чтобы она сначала что-то говорила мне, а потом надувалась. Мне кажется, это происходит одновременно. По крайней мере, так я это воспринимаю… Конечно, меня это бесит. Не знаю почему — возможно, это просто различие в modusoperandi (от лат. — способ, образ действий. — Прим. перев.). Я предпочитаю держать все в себе, не по каким-то там этическим соображениям, просто я так устроен. И я думаю, что, поскольку настроение у нее портится постепенно, мне кажется, что это ее обычное состояние. Перерывы же я забываю, понимаете? И про себя начинаю думать: «Почему я должен терпеть эту вечную надутость?» Этим, наверное, и объясняется мое желание, чтобы она изменилась. (К Гейл): С моей точки зрения, твое скверное настроение — словно стена, через которую я не могу пробиться. Скажешь мне, что ты чувствуешь, а потом надуваешься… Мне из-за этого очень трудно. Я помню, что с моей матерью было нечто похожее и мне с ней было точно так же тяжело, поэтому мне так и хочется разрушить эту стену, как бы прорваться через нее…

Комментарий

Если вы наблюдательны, то, наверное, замечали такой тип взаимоотношений между пяти-, шестилетними детьми. Первый требует, чтобы второй вел себя по-другому, и приходит в ярость, когда этого не случается. Второй же надувается. Обнаружить различие в modusoperandi — не новость. Его можно заметить почти в любых отношениях. Но проявление его в такой сильной степени говорит о том, что для построения устойчивых взаимоотношений необходимо пройти долгий путь личностного роста и межличностной коммуникации.

НЕКОТОРЫЕ ПРОБЛЕМЫ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ

Дик: То, о чем мы говорили, относится к браку, а не просто к жизни вдвоем. К совместной жизни мы перешли очень плавно. Гейл ждала меня в Бостоне, и мы сразу занялись поисками средств к существованию. Конечно, у нас были конфликты и всякие заморочки… Кстати, Гейл, один из примеров — ты иногда не хотела, чтобы я держал тебя за руку.

Я: Это довольно любопытно. Гейл, когда ты не соглашалась, чтобы он держал тебя за руку, это объяснялось тем, что тебе не нравился физический аспект, или это была просто текущая информация вроде: «В данный момент я к тебе не расположена»?

Гейл: Даже более того. На мой взгляд, это было связано с нашей проблемой обязательств. Мне почему-то казалось, что держаться за руки — это гораздо интимнее, чем что бы то ни было. Знаете, вроде бы даже интимнее, чем заниматься любовью. Я никогда не могла принять на себя обязательства — раз уж они так необходимы — без попытки увильнуть от них. И, может быть, это часть тех причин, по которым меня так расстраивала перспектива вступления в брак.

Дик: Для меня вступление в брак должно было либо решить проблемы, либо — нет… Мне обычно хочется, чтобы все проблемы решались сразу, а не зависели от времени, и если, скажем, выбрать для этого какие-то простые средства… {Задумчивая пауза.) Может быть, брак только выражает намерение решить эти проблемы, но сам по себе ничего не определяет. Понимаете, намерение сказать, что оно того стоит, если мы вдвоем сумеем прийти к взаимопониманию и будем жить вместе. Это, пожалуй, более реалистичный взгляд на проблему. Мне только сейчас пришло в голову, что при таком подходе моя жизнь была бы намного лучше. Намерение — это не ничто, а нечто, это открытое признание того, что цели, к которой ты стремишься, нельзя достичь сразу и для этого потребуется еще что-то, может быть, труд и время…

Я: Оглядываясь назад, можете ли вы сказать, что сейчас лучше решаете свои проблемы, чем в первые дни, или все осталось примерно на том же уровне?

Гейл: Ну, я бы сказала, что в чем-то намного лучше, но… Я думаю, много времени уходит на то, чтобы осознать, что другой человек — тоже личность. Понимаете, это должно быть в вас заложено, как умение разговаривать и все остальное. Потому что никогда не поймешь, что кто-то другой — такой же человек, как и ты, пока не настроишься на это… Когда я начала осознавать, что Дик — действительно другая личность, со своими чувствами, причем не менее важными, чем мои, мне стало легче по-настоящему думать о нем — не считать его идеалом, но учитывать, что он — личность.

Комментарий

Мне здесь кажутся примечательными несколько моментов. Рассмотрим высказывание Гейл о том, что держаться за руки для нее — символ связи даже более интимной, чем занятия любовью. Это подчеркивает, до какой степени каждый из нас погружен в собственный, личный мир воображаемых смыслов, кажущихся реальностью. Ее ощущение может показаться нелепостью с точки зрения внешнего мира, но для нее это истина, и единственно доступный мне способ понять ее — это понять мир, в котором живет она, а не тот, в котором обитаю я.

Высказывание Гейл о ее склонности увиливать от ответственности имеет большое значение. Человек, которому удалось преуспеть в своем психологическом развитии, не станет брать на себя обязательства, не рассмотрев их последствий. Вряд ли он примет какие бы то ни было пожизненные обязательства, поскольку не может в своих предсказаниях о себе заглядывать так далеко. Но тщательно обдумав какую-то конкретную ситуацию, он способен принять на себя реалистические обязательства и выполнить их. Гейл же на это не способна. Обнадеживает лишь то, что ей хватило проницательности осознать свою тенденцию уклоняться от любых обязательств и теперь она понимает, что брак ввергает ее в депрессию из-за невозможности простыми способами избежать определенных трудностей.

Совершенно замечательное проявление понимания — зарождающееся у Дика осознание того, что конфликты не улаживаются мгновенно, как по волшебству. Он начинает понимать, что для улучшения взаимоотношений и достижения гармонии в совместной жизни могут потребоваться «труд и время». Перед нами человек в возрасте двадцати четырех лет, изучавший математику, историю и английскую литературу и все же не имеющий элементарных познаний в области межличностных отношений. Может ли наше образование стать еще бесполезнее?

То же самое можно сказать об открытии Гейл подлинного существования других «личностей». Для нее было немалым достижением понять, что «Дик — действительно другая личность, со своими чувствами, причем не менее важными, чем мои». Печально, однако, что это понимание пришло к ней не в десять и не в двенадцать лет, а в двадцать три года.

ДАВЛЕНИЕ ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ

Дик: Можно мне еще кое о чем сказать? О последствиях вступления в брак… Я неожиданно для себя понял, что придется заплатить свою цену за социальный аспект этого решения, которым мы всех осчастливили. Суть в том, что я вдруг осознал роль мужчины, главы семьи, причем мне об этом недвусмысленно напоминали и родители Гейл, и мои собственные… Когда мы с Гейл просто жили вместе, то были, так сказать, паритетными партнерами во всем, что касалось зарабатывания на жизнь, и, если у нас что-то не получалось, вина за это, в сущности, ни на кого не ложилась. Но когда мы поженились и так близко сошлись с родителями друг друга, это вдруг стало моей виной. Если у нас не было денег, то я оказывался лоботрясом, который не ходит и не ищет себе работу, и вообще недостаточно старается…

Гейл: Я знаю, о чем говорит Дик. У меня тоже были примерно такие представления. Усваиваешь себе некую роль, даже если не хочешь, и это так ужасно\ Муж должен то-то, а жена — то-то, и это, по-моему, отчасти объясняет, почему я ощущала, что жизнь моя окончена… Дику не хочется быть типичным мужем-добытчиком, а мне не хочется сидеть дома и заниматься уборкой. Поэтому меня раздирали противоречия — вот, мол, я должна быть такой, я замужем, а хорошая жена делает то-то и то-то…

Комментарий

Вряд ли здесь нужен комментарий, ведь заведомо ясно, что то ролевое поведение, которого общество ждет от мужчины и женщины, от мужа и жены, ложится на плечи индивидуума тяжким бременем. Это явление особенно интересно в данном случае, поскольку очевидно, что Дик и Гейл не навязывали друг другу соответствующих ролей. Стереотипы поведения навязываются нашей культурой.

СПОР

Дик и Гейл говорили о давлении, которое Дик испытывал со стороны и тех и других родителей, а Гейл — со стороны сестры Дика, жившей в Бостоне, по соседству с ними. Вот классический пример супружеских препирательств.

Дик: Но послушай, как бы на тебя ни нажимала моя сестра, ты же знаешь…

Гейл: Ты не признаешь самого факта, что я могу испытывать давление…

Дик: Я это признаю…

Гейл: И что это для меня невыносимо…

Дик: Ну, такого ты никогда не говорила. И я защищал тебя перед моей сестрой…

Гейл: Не при мне.

Дик: Защищал. Я защищал тебя за глаза, и я еще…

Гейл: Ну, за глаза и я тебя защищала, и ты на это всегда жаловался…

Дик: Когда я тебя спрашивал, ты сказала, что нет.

Гейл: Что — нет? Не защищала тебя?

Дик: Ну.

Гейл: Черта с два я не защищала. Защищала, еще как!

Дик: О, вот это новость!

Гейл: Это не новость. Я тебе говорила…

Дик: Это новость. В любом случае если бы у меня не было денег, и если бы я не тянул лямку, и если бы я не смог найти работу…

Гейл: Не считая того, Дик, что я тоже стараюсь найти работу. Я хлопочу, чтобы найти работу, ничуть не меньше, чем до того, как…

Дик: Да, но от тебя никто, кроме меня, этого не ждет. Мы в самом деле начинаем из-за этого ссориться. Я считаю, что на меня оказывается настоящее давление, чтобы я нашел работу и был кормильцем семьи. Знаешь, разводы с этого и начинаются: «Он плохой муж», «Он только и делает, что слоняется туда-сюда, и развлекается, и больше ничего»…

Я: У меня сложилось впечатление, что в последних репликах вы говорите друг другу: «Я испытываю большее давление, чем ты». — «Нет, это я испытываю большее давление, чем ты».

Гейл: Похоже, что так. Именно поэтому мы даже не можем говорить на такие темы. Потому что разговор превращается в «Мое положение тяжелее, чем твое». — «Нет, это мое положение тяжелее твоего», — и в результате становится все равно, что было сказано…

Я: Я хотел бы сделать одно замечание — конфликт возникает в тот момент, когда один из вас пытается высказать другому какую-то истину о нем. Если ты говоришь, что чувствуешь давление, не представляю, кто бы мог в этом усомниться, ведь речь идет о том, что чувствуешь именно ты. Но когда ты говоришь, что на тебя оказывается большее давление, чем на Гейл, то кто сможет это проверить? Она тоже чувствует давление на себя, но по-другому, и у меня сложилось ощущение, что чем строже вы сможете придерживаться утверждений только о том, что вы чувствуете, тем больше у вас шансов достичь какого-то взаимопонимания.

Гейл: Именно поэтому Дик меня так бесит. Когда мы разговариваем, он сообщает мне, что я чувствую, а если я отвечаю: «Нет, я чувствую другое», — он не может в это поверить. И ему ничего не докажешь… В моменты, когда он кричит на меня и говорит, что я то, и то, и еще что-то, я хочу ответить: «Может быть, может быть. Но ведь, Дик, какой-то миллиграмм истины содержится и в том, что говорю я, только ты не хочешь слушать».

Дик: Я. думаю, Гейл, что расстраиваюсь еще от того, что мне трудно говорить с тобой. Прежде всего, добиться от тебя ответа невероятно трудно, и потом, ведь даже твой ответ не дает разговаривать спокойно. Я ничего бы другого не хотел, кроме как спокойно сидеть и разговаривать: «Я чувствую то-то, а что ты чувствуешь?» Ты мне ответишь, а потом мы спросим друг друга, что мы можем по этому поводу сделать. Но на самом деле у нас это все заведомо нереально из-за твоего скверного настроения, и между нами возникает такой барьер.

Я: Понимаешь, вот сейчас происходит то же самое: ты говоришь ей о том, что за барьер существует между вами. А именно, что все дело в ней самой. Если бы ты мог сказать ей, как минуту назад: «Я действительно стараюсь выслушать тебя, но это нелегко, потому что я ничего не слышу о твоих чувствах», — мне кажется, все было бы не так плохо.

Дик: Да, пожалуй, это верно.

Комментарий

Существует много разновидностей бесплодных споров, и этот относится к одной из самых распространенных. Главная его особенность, насколько я выяснил, заключается в том, что ни один из супругов не хочет слушать другого. При подобных взаимоотношениях, как подметила Гейл, «становится все равно, что было сказано». Неспособность к общению оказывается практически полной.

Интересно было бы в какой-то момент прервать этот спор и попросить Дика и Гейл, каждого по отдельности, изложить, какие мысли и чувства были выражены его партнером. Почти наверняка они не смогли бы этого сделать. Ведь каждый из них не слушает, а только ждет возможности перебить другого и уколоть его, так что им даже не удается заканчивать фразы. И все-таки суть сказанного понять нетрудно. Дик говорит: «Нажим на меня, чтобы я был кормильцем семьи, сильнее, чем то давление, которое ты испытываешь со стороны моей сестры». Гейл отвечает: «Ты не веришь, что я тоже могу испытывать давление. Я не давлю на тебя; я тоже стараюсь найти себе работу». Только последняя из этих фраз выражает дух сотрудничества, а не взаимные нападки.

По-видимому, имеет смысл конкретно и в деталях проанализировать приведенные выше формулировки позиций и сам диалог. С чего начался спор? С того, что Гейл стала укоризненным тоном рассказывать Дику о том, каковы его убеждения и чувства («Ты не признаешь самого факта, что…»). Такого рода высказывания, в которых говорящий внешне старается изложить собеседнику какое-то мнение о нем, а внутренне настроен осуждающе, почти неизменно приводят к конфликтам. Она говорит: «Ты не признаешь», а Дик отвечает: «Нет, я признаю». Кто может знать, что в действительности думает Дик? Очевидно, сказать об этом может только сам Дик, а он вряд ли даст откровенный ответ, когда на него нападают. Это еще одна особенность такого рода общения — в нем обычно присутствуют обвинительный уклон, негативные суждения, и поэтому легко возникает искаженная картина.

Отметим теперь, что даже небольшое изменение подобных высказываний приводит к совершенно иным результатам. У меня не было эмоциональной вовлеченности в спор, но я хотел понять, о чем, в сущности, идет речь, поэтому я вмешался и высказал свое мнение о том, что они чувствуют. Однако в моем высказывании ощущались сопереживание, а не обвинение, предположительность, а не окончательность суждений, а также искреннее желание понять. То есть у меня была абсолютно другая внутренняя установка. Если бы один из них или они оба заявили: «Нет, я говорил иначе», — я немедленно согласился бы с любой их поправкой.

Благодаря этому тон диалога изменился. Как только собеседники почувствовали, что кто-то понимает их, пусть даже свидетель их разговора, они смогли глубже и последовательнее проанализировать природу своих разногласий. Принесла ли пользу моя вторая реплика, довольно назидательная по тону, сказать трудно, но я просто не мог уже спокойно слушать их бесплодные препирательства.

В каждом из их следующих двух высказываний виден залог будущих споров, хотя тон стал далеко не таким обвиняющим. Гейл говорит: «Ты не хочешь слушать», — в то время как единственно верной формулировкой, которую она могла бы подобрать, является: «По моим ощущениям, ты никогда меня не слушаешь». Последнее высказывание служит основой для диалога, а не для спора. Слова Дика — гораздо более примирительные, чем раньше, но суть их: «Именно твое скверное настроение воздвигает барьер между нами», — то есть снова попытка что-то рассказать Гейл о ней самой.

СЕКСУАЛЬНЫЕ ОТНОШЕНИЯ

Я: Еще один вопрос, который я хотел бы задать: какую роль во всем этом играет ваша сексуальная удовлетворенность или неудовлетворенность? Является ли секс в высшей степени приятной частью вашей жизни или же здесь, как и в других аспектах, есть свои плюсы и минусы?

Дик: Я попытаюсь ответить на этот вопрос. Думаю, секс действительно важен. Я точно знаю, что у нас очень редко бывают половые отношения… Ну, не так часто, как хотелось бы Гейл, и во всем этом присутствует какая-то неудовлетворенность, которую ни я, ни Гейл, наверное, не смогли бы точно сформулировать. У меня варикозные вены, которые запросто начинают хандрить, так что становится по-настоящему больно. И слишком частые или чересчур усердные занятия любовью пробуждают эти боли — это уже засело у меня в подкорке. Когда мы впервые начали заниматься любовью, у меня было немало случаев… э-э-э… импотенции, то есть когда я не мог довести дело до конца. Это разрешилось само собой. Не знаю, чем это объяснялось… Было много разнообразных сомнений и страхов, безусловно, — страх гомосексуальности, потому что я был еще подростком и… э-э-э… возможно, какое-то отношение к этому имели и наркотики. Трудно сказать, но суть в том, что спустя какое-то время этот аспект перестал быть проблемой.

Гейл: Ну, я в точности не знаю, как все это охарактеризовать. Бывает, что я не испытываю оргазма, хотя теперь уже не так часто. Мне трудно получить удовлетворение, и, когда не получается, это не связано с тем, что делает или не делает Дик, это что-то внутри меня, но я не могу даже представить — что. И еще, у меня очень часто возникает страх беременности. Из-за специфических медицинских сложностей я не могу использовать таблетки или IUD (Intrauterinedevice — внутриматочные контрацептивы, внутриматочный диск и т. п. — Прим. перев.), поэтому я вынуждена использовать диафрагменный колпачок, который не слишком надежен, а я сейчас совершенно не хочу заводить детей, так что это — проблема. Я думаю, есть еще трудноуловимые проблемы, которые я не смогла бы сформулировать, и это не что-то простенькое, о чем можно прочитать…

Дик: Похоже, у Гейл по сравнению со мной есть желание и потребность заниматься сексом чаще. Ты согласна, что со стороны это выглядит так? (Гейл кивает.) Когда Гейл не получает удовлетворения, я ей очень сочувствую, потому что помню, как у меня не получалось довести дело до конца, и я совершенно не испытываю к ней враждебности…

Гейл: Не хотелось бы говорить это Дику, но у меня пару раз появлялось ощущение, что Дик воспринимает женщин так, словно они его сексуально эксплуатируют. Да-да, когда ждут, чтобы он довел дело до конца. Из-за этого я немного осторожничаю, потому что иногда, когда у него такой настрой, я предпочитаю не приближаться к нему. Я ведь не хочу, чтобы он счел меня какой-то злобной женщиной, намеренной отнять у него его добродетель, или что там еще… Раньше это ранило мои чувства, если я к нему подкатывалась, а он не реагировал, но теперь уже меньше.

Дик: Это мне кое-что объясняет. Думаю, здесь ты права.

Я: Ваша сексуальная жизнь, очевидно, не идеальна. Существуют эти ускользающие проблемы, которые с трудом поддаются анализу, однако у меня сложилось впечатление, что вы из-за них не ссоритесь друг с другом. Вы оба проявляете достаточно понимания и сочувствия по отношению к партнеру.

Дик: Я… я действительно стараюсь сочувствовать. Я думаю, что сексуальные проблемы… у меня они были, и, знаете, иметь их — не шутка. Никому бы этого не пожелал.

Я: Важно, что фраза «Ты слишком много хочешь» или что-то в этом духе, видимо, вообще никогда не звучала.

Гейл: Один раз было. Помнишь, когда ты разозлился на меня и сказал, что я извращенка?

Дик: О, разве?

Гейл: Да, и это по-настоящему меня расстроило.

Комментарий

Приятно сравнить этот диалог с предыдущими взаимными обвинениями. Здесь каждый сам считает себя ответственным за все ощущения, которые испытывает в своей половой жизни, и ни один из супругов не проявляет склонности в чем бы то ни было упрекать другого. У Дика и Гейл есть свои, озадачивающие их трудности, однако в этих трудностях они проявляют взаимопонимание. Дик описывает свои варикозные боли и случаи импотенции в прошлом, как и нынешние смутные ощущения разочарования, в качестве внутренне присущих ему особенностей. Да и Гейл, рассказывая о своих «трудноуловимых проблемах», проявляет достаточную тактичность: «Это не связано с тем, что делает или не делает Дик, это что-то внутри меня».

Отметим далее — когда Гейл говорит о том, что чувствует Дик, результат получается совершенно другой. В данном случае она старается чисто гипотетически изложить свое, довольно глубокое понимание подспудных чувств Дика относительно его «сексуальной эксплуатации», и для Дика ее замечание оказывается приемлемым и информативным.

Почему у супругов в этом диалоге проявляются взаимное сочувствие и коммуникабельность, тогда как в предыдущем ощущался обвинительный уклон? Можно выдвинуть разнообразные умозрительные гипотезы, но, откровенно говоря, я не знаю. Однако такое отличие их внутренних установок, определяющих характер межличностного общения в области секса, изменяет взаимоотношения к лучшему. Могу только пожелать им, чтобы подобное взаимопонимание распространилось и на другие области.

Интересно представить себе, с какой легкостью эта составная часть совместной жизни тоже могла бы превратиться в поле брани. Очень легко вычислить параметры возможного спора. Вот воображаемый диалог:

Дик: Ты хочешь слишком много секса.

Гейл: Я-то нет, просто в тебе маловато мужского начала.

Дик: Я Настоящий мужчина. Проблема в тебе, потому что ты испорченная и извращенная.

Гейл: Ничего не во мне, просто ты слабоват.

Etcetera, etcetera, adinfinitum (от лат. — и т. д. и т. п., до бесконечности. — Прим. перев.).

Ясное представление относительно разрушений, которые причинила бы подобная война, дает высказывание Гейл о том, что одна попытка Дика поставить ей диагноз и предъявить обвинение в области секса по-настоящему ее расстроила. Вообразите, что произошло бы с их взаимоотношениями, если бы такие нападки стали нормой их жизни.

О БУДУЩЕМ

Дик (к Гейл): С тех пор как мы поженились, я действительно вижу, что твое самовыражение стало другим. Раньше был один способ — ты впадала в депрессию, а теперь ты бываешь враждебной, но зато когда ты счастлива, ты действительно счастлива, понимаешь? Я смотрю в будущее с оптимизмом, хотя, Бог мой, это может обернуться чем угодно, но я чувствую оптимизм в отношении «тебя и… твоих ощущений…»

Гейл: Я ужасно устаю, пытаясь заставить себя не впадать в депрессию или чувствовать что-либо, вместо того, чтобы просто похандрить. Это очень утомляет. Это все равно, что упражнять мышцы, которые никогда не понадобятся.

Комментарий

«Это может обернуться чем угодно». Еще как может! Перед нами союз, показаний против которого достаточно много, и лишь благодаря самоотверженным и разумно направленным усилиям со стороны как Дика, так и Гейл у них могут сложиться устойчивые взаимоотношения. Полагаю, что совокупность негативных факторов — неспособность супругов обсуждать большинство аспектов совместной жизни, их незрелость в области принятия решений (вспомним их колебания относительно взятия на себя обязательств), их интроективные представления о ролях мужа и жены и до сих пор не улаженные конфликты — все это предсказывает возможность неудачи.

Но я вижу три положительных обстоятельства, которые дают проблеск надежды. По своим внутренним установкам, определяющим их сексуальную жизнь — одну из важнейших составляющих брака, — супруги ориентированы на взаимопонимание и нежность друг к другу. Если они смогут исходить из этого, такая точка опоры, несомненно, поможет их браку.

Второе основание для надежды содержится в только что процитированных высказываниях. Коль скоро Гейл и Дик начинают точнее выражать свои чувства, причем сразу, когда они появляются, то, как сказал Дик, можно смотреть в будущее с оптимизмом. Возможность удачи также заложена в словах Гейл о том, что самосовершенствующиеся, эмоционально наполненные взаимоотношения требуют разумных, сосредоточенных усилий. Если супруги достигнут прогресса в здравом обсуждении испытываемых ими противоречивых чувств — любви и нежности, враждебности и обид — они улучшат свои шансы на успешное развитие своих взаимоотношений.

О третьем основании я узнал чисто случайно. После беседы у меня супруги побывали в гостях у нашего общего приятеля, который рассказал мне, что участие в моем опросе привело их в едва ли не экстатический восторг. Их действительно выслушали, и они почувствовали, что для них это чрезвычайно важно. Боюсь, в первую очередь такая реакция свидетельствует об одном: как редко люди ощущают, что их готовы выслушать, — ведь речь идет всего лишь об опросе для сбора информации, не имеющем психотерапевтической направленности (хотя временами я не мог удержаться от желания быть в этом отношении полезным). Но это показывает также, какое огромное значение имели бы для Дика и Гейл консультации по вопросам брака в случае, если бы они были бесплатными (ведь у супругов нет денег) и если бы консультант проявил участие, понимание и сдержанность в суждениях. Причем им необходимо получить такую помощь сейчас, пока их взаимоотношения не зашли в тупик. Боюсь, наша культура не в состоянии оказывать семьям такого рода поддержку, и лишь немногие консультанты обладают качествами, которые супруги сочли бы полезными для себя. Итак, нам остается пожелать Дику и Гейл удачи в их рискованном браке, который парадоксальным образом может оказаться менее прочным, чем те неузаконенные отношения, в которых они состояли прежде.

Сайт размещается на хостинге Спринтхост